ССЫЛКИ

НА БЕСПЛАТНЫЕ ФРАГМЕНТЫ МОИХ КНИГ В ИЗДАТЕЛЬСТВЕ 

"ИЗДАТЕЛЬСКИЕ РЕШЕНИЯ" ("РИДЕРО")

БОЕЦ БЕЗ ПРАВИЛ ИЛИ СМЕРТЕЛЬНАЯ ЛЮБОВЬ

ГЛАВА 19      

 Инга еще до памятного боя с генеральским племяшом написала Глебу, что мать его уже примерно год живет не по месту бывшей прописки, а в доме, который принадлежал бабуле. После того, как она померла, мать туда и переселилась.

— А как же — наша квартира? — напрасно допытывался Глеб.

Инга отвечала, что об этом ей мало что известно. Слышала сплетни, как будто бы квартирой Горнов завладел бывший сожи-тель Марии Сергеевны. А, завладев, продал ее. А, может быть, и не сплетни — это вовсе, а горькая, но правда…

Узнав об этом, Глеб ужасно разозлился. Он не мог дождаться, когда, наконец, увидит родную мать и, ничего не перевирая, она расскажет ему все, как есть!.. К тому же, он сильно скучал по ней. Мать, все ж таки! Как ни крути, это был единственно родной ему человек на всей земле!..

В письме Инге Глеб сообщил, что собирается приехать домой, но, когда именно, этого он пока не может сказать.

Лежа на полке и, слушая перестук колес, Глеб незаметно для себя задремал. Ему приснилось, что он — на ринге… Ринг залит светом прожекторов. Справа — судья. Напротив — противник… От удара в голову Горн падает. Придя в себя, видит, как тот, стоя над ним, презрительно указывает на него пальцем и хохочет…

— Что, съел?! Захотел нашего брата голыми руками взять! На-кась, выкуси!..

Блин!.. Псих ненормальный! Только теперь Глеб замечает, что над ним потешается не кто-нибудь, а тот самый ненавистный ухажер его матери, Головнин.

Ощущая, как снежинки, кружась, тают у него на щеках и губах, Горн толкнул калитку в усадьбу, в центре которой размещался бабулин дом. Казалось, за время его отсутствия он еще больше посерел и вжался в землю.

Дверь в избу оказалась не запертой.

— Есть, кто живой? — спросил он прямо с порога.

Но ответа не последовало. Зато в нос ему ударил неприятный запах спиртного.

Он вошел в хату и увидел мать. Она лежала на кровати. Глаза ее были прикрыты. Скорее всего, она ничего не знала о его приезде. Да и откуда она могла знать? Инга с ней практически не общалась… А больше донести до Марии Сергеевны весточку о Глебе было некому.

Глеб легонько тронул ее за плечо.

— Ма! Проснись… Ты меня слышишь, ма?!

Она открыла глаза. Но, видимо, полагая, что все еще спит, закрыла снова.

— Ма! Почему ты — здесь? Почему — не в нашей квартире? Ресницы ее дрогнули. Она протерла глаза и села на кровать, все еще не веря, что перед ней — он! Ее сын!

— Глеб! — со стоном вырвалось у нее из груди.

Она протянула к нему руки, и они обнялись.

Глеб почувствовал, как жгучие слезы катятся по ее щекам.

— Наконец-то, ты вернулся! Наконец…

— Да, мама, я вернулся!..

— Ты, я надеюсь, насовсем? — часто всхлипывая, с тайной надеждой в голосе спросила она.

Но он не хотел портить радость, которую они испытывали от этой долгожданной для них обоих встречи, поэтому промолчал.

Только теперь Глеб обнаружил, что на столе стояла недопитая бутылка водки.

— Будешь?.. Ведь столько не виделись!

Марья Сергеевна метнулась в кухню и вскоре принесла еще один граненый стакан. Она разлила спиртное.

— Извини, закуски у меня нет! В доме — шаром покати!

Выражение жалкой растерянности и какой-то безысходной тоски мелькнуло на ее лице. Но приезд сына, видимо, заставил хозяйку дома на время забыть о том, что денно и нощно морально подавляло спившуюся женщину. Съедало изнутри. Хмельная искорка сверкнула в глазах Марии Сергеевны.

— Давай, сынок! За встречу! — почти торжественно произнесла она.

И, не дожидаясь его, выпила.

— А — ты? Чего ждешь? — поморщившись, спросила Марья Сергеевна.

— Я не пью, ма! Мне нельзя! Форму берегу…

— А… Ну, да!

Женщина махнула рукой в пустоту. Точно такая же, видимо, до краев заполняла ее душу.

— Ты же у меня — спортсмен! Все кулаками машешь? Чемпионом стать хочешь? Это — вряд ли! Голову, разве, что, себе сломишь!

На лице ее мелькнуло что-то вроде гордости, которую вопреки словам она втайне испытывала за сына. Но это чувство тотчас сменило горькое разочарование из-за собственной не сложившейся судьбы, а потом — апатия… Вероятно, эту апатию вызвала очередная доза алкоголя, которому неспособен был противостоять истощенный регулярными запоями организм Марии Сергеевны.

— Ма! Почему ты — здесь? — снова спросил ее Глеб.

Спросил не только затем, чтобы узнать, что стало с их квартирой, но и для того, чтобы вернуть родительницу к реальной действи-тельности. Хватит уже ей было, витать в хмельных облаках, которые если бы и пролились смрадным дождем на землю, то после… Ничего хорошего из этой земли все равно бы не произросло.

— Я продала квартиру! — сказала Марья Сергеевна, не глядя сыну в глаза.

— А деньги?

— Деньги украли…

— Украли?!!

— Так получилось! Прости, сынок!

Это было слишком!

— Но кому? Кому ты продала квартиру? Может, тебе не заплатили деньги, а ты молчишь?.. Боишься, признаться! А то, как бы чего не вышло…

— Может, и боюсь! Только не за себя, а за… Да и какая теперь — разница?

Глеб схватился обеими руками за голову.

— Как ты могла? Ма? Как ты могла? Ты посмотри на себя. На кого ты стала похожа?.. А — эта нищета!

В самом деле, мебели в доме почти не было. Старая кровать, стол, пара стульев да печь. Даже штор на окнах и тех не имелось.

— Как ты собираешься жить дальше?

— Ничего! Как-нибудь… Работу ищу. Нигде не берут. Алкашки никому не нужны!

И она хрипло рассмеялась.

— Подохну я скоро, Глеб, и — все дела! Так что лучше о себе подумай.

Не в силах сдержать слезы, что покатилась по его щеке, Глеб украдкой смахнул ее ладонью.

Встав с кровати и слегка пошатываясь, Марья Сергеевна направилась к подоконнику. На нем лежала какая-то пожелтевшая от времени газетенка. Взяв ее, она вернулась на прежнее место и протянула ее Глебу.

— Что — это? — спросил он.

— Видишь фотографию?

Она ткнула пальцем в середину одной из страниц.

Приглядевшись, Глеб увидел молодого мужчину в боксерских перчатках. Он стоял на пьедестале и прижимал победный кубок к груди.

— Вот — твой настоящий отец! А тот, что — в тюрьме… Он потому, так и ненавидел меня, потому и пил, что все время подозревал в нечестности… Он был прав! Я забрюхатела тобой вот… От него!

Марья Сергеевна во второй раз ткнула пальцем в фото.

— А вышла замуж за Горна!

— Но — для чего? Для чего ты так сделала? — не удержавшись, спросил Глеб.

— Сама не знаю! Твой настоящий, то есть биологический отец силой завладел мной… И мне стало обидно! Более того! От горя я даже пыталась покончить с собой! Но веревка на перекладине в нашем сарае оборвалась в тот самый момент, когда я повисла на ней! И я решила, что господь хочет, чтобы я жила, и все оставалось так, как есть!.. Я в то время дружила с Горном! Поначалу у нас с ним все было хорошо. Даже слишком хорошо! Мы любили друг друга! И я боялась, что если расскажу ему эту ужасную правду!.. Про изнасилование… То… Тогда нашей любви придет конец!.. Это было бы для меня равносильно медленной и мучительной смерти, еще более худшей, чем та, от которой судьба чудом уже уберегла меня! И я молчала! Как дура!.. Но потом… Потом до Горна стали доходить слухи… Ну, разные там сплетни… А — после, мысль о том, что его обвели вокруг пальца превратилась для него в навязчивую идею. Он не смог с этим нормально жить! И хотя он часто бил меня всем, что под руку попадется, я ни в чем не признавалась ему. Я всегда говорила одно и тоже… Я говорила, что ты  — его, Горна, сын…Мария Сергеевна снова наполнила водкой свой стакан.

— Я боялась, что если он узнает правду, то убьет нас обоих! Ты меня понимаешь, Глеб?! Понимаешь?.. Вот почему я не хо-тела, чтобы ты занимался этим дурацким боксом…

Глеб уехал от матери с тяжелым сердцем, взяв с нее обещание, что она бросит пить.

— Я буду помогать тебе, ма! Присылать деньги!

Но пассажирский состав уже тронулся, и рев поезда заглушил его слова.

— Молодой человек! Прикройте окно! Не май месяц… — возмутился кто-то из пасса-жиров.

Мать стояла на перроне и с жалостливым выражением на лице смотрела на сына как в последний раз.